Чёрный смерч [сборник] - Святослав Логинов

— Бей, не ленись! — ревёт вождь.

Но Таши вдруг приостановился, словно в самый неподходящий миг на него напала задумчивость. Ну, какие же это враги, это просто люди, такие же, как и дети зубра… Вот бежит человек: лицо искажено, зубы в широком рту оскалены, а глаза — добрые, и сразу видно, что он мог бы быть твоим другом. В руке клинок из отточенного рога, но разве это главное? Ясно ведь, что это хороший человек, не надо его трогать… вот и Данок опустил копьё, тоже понял, в чём дело…

Лишь в последнее мгновение Таши, так и не понявший, в чём дело, успел шагнуть и заслонить собой замершего Данка. Костяное жало вспороло одежду, скользнув вдоль рёбер. Боль мгновенно отрезвила, Таши, хакнув от напряжения, опустил топор на гривастую голову. Мэнк повалился, цепляясь за Таши слабеющими руками.

— Мэнков бейте!.. — завизжал очнувшийся Данок, бросаясь в гущу сражения.

Где они, мэнки?.. Их тут один на двадцать, и уж они-то головы не потеряли, на отряд нахрапом не лезут — один вот попытался… и Таши, не выбирая, ринулся на ближайшего противника. Впрочем, боль от раны прояснила его голову, так что, опознав в беснующемся воине настоящего человека, пусть и неведомого племени, Таши ударил не в полную силу, а лишь отвёл нацеленный деревянный меч, отблескивающий накладками вулканического стекла, а затем оглушил противника ударом рукояти. Повезёт парню — останется жив.

Позицию в воротах, оставленных вождём, занял ещё один отряд копейщиков. Им взялся командовать старейшина Мутон. Вид вражьей крови уже не пьянил его, так что седобородый силач не потерял головы. По его знаку Калюта вышел в первый ряд и на всех ведомых языках призывал настоящих людей отходить к воротам. И люди находились. Пробилась группа лишаков, вооружённых копьями с тонкими обсидиановыми наконечниками. Добежало трое медведей, уведённых из разграбленного посёлка. И даже Милей — разведчик, пропавший намедни, вынырнул из толчеи и занял место в шеренге.

— От рощи отсекай, чтоб не ушли! — Голос вождя был слышен всем.

В самом деле, в битве, которую и битвой-то назвать было нельзя, случился перелом. Взаимная ненависть сменялась страхом за свою жизнь. Трое уцелевших диатритов развернули боевых птиц и унеслись вдоль берега. Ещё какие-то фигуры метнулись к недальней роще, сражающиеся уже не наскакивали друг на друга, а лишь прорубались туда, где простор полей и негустые перелески обещали слабую надежду на спасение. Но именно там встретил бегущих выведенный вождём отряд. Шеренга воинов ощетинилась копьями, и лишь теперь Таши смог оставить матовый от чужинской крови топор и сорвать с плеча лук. Вскочив на выпирающий из земли гранитный камень, Таши принялся выпускать одну стрелу за другой, словно состязался с родичами в скорости стрельбы. Всё-таки славное оружие лук, яблоневая стрела пробивает мэнка, прежде чем он успеет добежать и применить своё обманное колдовство! Вот и ещё один кувырнулся… заречётесь ступать на наш берег!

В колчане оставалось ещё три стрелы, когда Таши обнаружил, что стрелять больше не в кого. Те, кто остался жив, бежали с вытоптанного поля. Не ячмень будут собирать здесь в этом году, а оружие и трупы врагов.

— Без колдунов от городьбы не отходить! — Тейко уже остыл от горячки боя и распоряжался быстро и решительно. — Рощу потом прочешем, и карликов надо будет выследить. А пока — этих добивайте, чтобы никто не уполз!

— Стойте! — закричал воин, выбежавший из ворот. — Ромар велел раненых чужинцев вязать, он будет их смотреть!

Никто не возразил — вязать противника занятие куда более азартное, нежели лишать жизни недобитых. Один Тейко недовольно поморщился, видно, вспомнилось что-то давнее.

Воины рассыпались по полю, стаскивая на толчок трупы и подбирая тяжело раненных. Легко раненных среди чужинцев не было, легко раненный продолжает сражаться. Всего было собрано больше пяти сотен убитых, в то время как среди защитников селения погибло лишь четыре человека, а вернее — двенадцать, если считать восьмерых разведчиков. Теперь шестеро из них были найдены в рядах зачарованного войска. Это страшное, невозможное известие омрачило радость победы. Трудно поверить, что свой человек, родич, проживший с тобой всю жизнь, может встать и пойти с оружием на родное селение, на себя самого. Какое там ни будь колдовство… А что за колдовство — никто не знал. Даже Милей — единственный вернувшийся из дозора, ничего не мог рассказать. Не помнил — и всё тут. Калюта, впрочем, обещал очистить парню память, да и сами люди вскоре успокоились. Мало ли, что разведчики во вражьем войске шли — со своими-то не бились! Вон, Бельгай, лежит неживой, а его метное копьё в брюхо оборотню всажено. Тут уж сомнений нет, за кого парень воевал.

Убитых врагов раскладывали по разрядам. Людей отдельно, их похоронят как полагается, курганчик насыплют и поставят сверху изображение духа могил — седобородого Пура. Чужинцев стаскивали на особицу — их сожгут и вкопают на этом месте идолы злых демонов, в первую очередь — Хурака, пожирателя трусов. Те воины, что постарше, узнавали среди убитых племена, с которыми прежде приходилось воевать. Вот согнутые — это чужинцы, пятнадцать лет о них ни слуху ни духу не было, а тут, вишь, объявились. Угадали и ночных карликов, что до сих пор бесчинствуют в лесах, — эти даже не чужинцы, а вовсе лемуры, они диатритам сродни, у людей с ними ничего общего не бывало. Нашлось и несколько диатритов — знакомый враг! А вот хищных птиц, что произвели такое опустошение в задних рядах осаждающих, оказалось всего три. С диатримами обходились попросту — разделывали на мясо, пусть и малышня попробует сказочную птицу. Убитых мэнков насчитали тридцать две штуки — даже здесь оборотни сумели отделаться малой кровью, хотя со стен лучники особо метили в гривастых чужинцев. Опасаясь, что мэнки на самом деле живы и лишь притворяются убитыми, каждого оборотня просадили здоровенным колом, пришпилив к земле. Уж теперь-то Всеобщая Мать не отпустит нечисть.

Уже всё было слажено, когда в воротах появился Ромар, которого с трудом удалось привести в чувство. Колдун шёл, покачиваясь и приволакивая ноги. С одной стороны его придерживала Уника, с другой — шаман Калюта. Кое-кто из ревнителей старины при виде такой картины недовольно поджал губы — не дело этим троим вместе ходить, во все времена между колдуном и шаманами недоброжелательство тлело, а уж с йогами и вовсе вражда была. А эти — обнявшись ходят! Потому и власть в роду забрали такую, что слово вождя уже и не значит ничего.

Ромар осмотрел убитых, покивал согласно — точно, согнутых привели с собой мэнки, где только отыскали… Потом отошёл к пленным. Там тоже было трое согнутых и пяток существ, в отношении которых никто из детей Лара ничего сказать не мог. Двоих раненых лишаков уже перевязывали, не дожидаясь дозволения, — окажется, что это враг затаился, так и перевязанного можно добить, хоть и не полагается так-то. А голову мутить, своим притворяться — полагается?

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});